 |
Меж валунов отесанных волнами стояла необычная для моря тишина. Заря еще не поднималась и темная вода, безмятежно раскинувшись, спала, - не шелохнулась. Все было серым, одноцветным, но чуялась близость пробуждения. Вокруг бледнела и холодней, становилась теплая августовская ночь.
Поплавки удочек, не вздрагивая, лежали веером на свинцовой глади воды и белая песчаная коса, что врезалась далеко в море, просветлела и белокрылой птицею лежала под бледнеющим небосклоном. Казалось, что вот-вот она взметнется суетливой чайкой в безоблачное небо за первыми лучами.
Вдруг легкий, едва уловимый шорох с легким веянием, будто крылом, взмахнула эта огромная птица, коснулся моего лица. Но то была не птица, то была стройная, высокая крылатая женщина. Полупрозрачная, сероватого цвета, с широко распростертыми руками, точно с большими белыми крыльями, она летела ко мне вся в свободном дымчатом наряде. Платье ее развевалось легкими волнами и заканчивалось длинным перламутровым шлейфом. Лик ее, обрамленный распущенными русыми волосами, что, поблескивая золотом, чудно развевались, волнуясь, чуть румянился прохладою зари. Она спокойно взирала на меня небесной глубины зеленоватыми глазами. Я замер и следил. Когда она приблизилась, то край ее одеяния коснулся меня воздушною волною. Трепет мимолетного прикосновения пробежал по рукам моим, по лицу. Удивление мое сменилось страхом, страх – восторгом.
Она остановилась передо мной, скрестив на груди руки, прямо на серой воде и замерла. Ее прекрасное лицо светилось; светились темно-серые с зеленоватым отливом большие глаза; веселая резвость дробила лучи ее взгляда. В одной руке ее был свежий, какой-то до боли знакомый степной цветок, а в другой серебристый символ лиры. Был август, а веяло весною…
- Не закрывай своего сердца. Верь, любви, даже тогда, когда она приносит горе, - небесным голосом промолвила она, - твое сердце бьется, чтобы отдать себя в слезах и страданиях с улыбкой на устах людям.
- Нет, нет, слова твои темны, я не могу понять их – ответил я, чуть шевеля губами.
- Не ищи радостей – они мгновенны, как роса, но умирает роса улыбаясь. Горести же сильны и прочны. Так пусть в сердце твоем живет любовь полная горести!
- Ах, не понять мне тебя, слова твои темны.
- Да, да, я знаю вас просителей земных! Вам все подай и моментально! Глаза твои грустны. Они хотят проникнуть в мою душу. Я обнажила ее перед тобою. Бери и царствуй!
Я рванулся к ней… но женщина, широко раскинув руки-крылья, взвилась мгновенно, и умчалась в синеющую бездну неба.
Легкое дуновение тронуло гладь моря… Вода потемнела, зарябила, поблескивая отсветом зари, и робкое хлюп-хлюп меж валунов коснулось слуха.
Ах, Муза! Волшебная, девственная красота женщины! Неуловимая, призрачная, но прекрасная – ты не знаешь пределов. О, Поэзия! Наслаждения и муки твои безграничны. Ты нищета и бесконечное богатство. Ты близка и дорога мне, как сама жизнь, но никогда не постичь тебя всецело. День разгорался новою зарею…
|
 |
