В нашем интеллигентном дворе крики. С улицы их заглушает шум трамвая, а с внутренней стороны — слушай себе, сколько влезет! Отчетливо слышно с любой позиции любой квартиры, можно даже не высовываться, чтобы не примкнуть к какой-либо из сторон. А потом каяться, что не туда притулился: никогда нельзя знать заранее, на чьей стороне будет Сара Львовна… Так что лучше поучаствовать в запасных и выскочить под занавес с возгласом: я так и знала!

Но на этот раз Сара Львовна на экране отсутствовала. Что было странно таки. И крики, которые владельцы машин сдабривали общеупотребительными для современной литературы словцами, за которые в прошлом тысячелетии папы выдергивали собственным отпрыскам остатки обезьяньего хвоста оттуда, где ноги растут, — эти смачные фразы продолжали резать воздух.

И они таки своего добились, владельцы машин! На балконе появилась Сара Львовна, которая как раз выключила сериал, — наконец закончилась трансляция «мыла» «Если очень хочется, то можно…» Фильмы романтические эту даму не привлекали только в связи с отсутствием их наличия в арсенале телепрограмм.

И не то, чтобы кто-то испугался ее появления, вовсе нет. Но воздух стал значительно чище и прозрачнее. И гармидер, который развели автолюбители нашего двора, враз превратился в мирное добрососедское собрание. Вече, как любит говорит Пальмира Ивановна, бывший школьный историк, а ныне торговка со Староконки. Но как только вече вошло в мирное русло, выяснилось, что и спорить в общем-то не о чем. А ругались-то почем свет, отстаивая древнее право держать автомобили во дворе. До ремонта нашего двора вопрос на повестке дня не стоял. Жили себе и жили, временами ругая владельцев транспорта за создание внутридворовой «озоновой дыры», за децибелы, которые путали с дебилами и пр. Обычная протекала, так сказать, жизнь. И тут — на  тебе, двор закатали асфальтом, упорядочили. Хоть кино снимай! И конечно же, сразу же возникли трения между двумя лагерями: теми, кто возит, и теми, кто ездит.

И оно вроде мелочь, но как только Сара Львовна вошла на балкон, Паша, пенсионер-кастрюльщик с двадцатилетнем водительским стажем, владелец «жигуля» 1980 года, самого громкого из всех утренних будильников, вдруг объявил:

— Вот-вот! Сара Львовна пусть скажет! Она здесь сто лет живет! Пусть она скажет — мы всегда держали свои тачки во дворе! Всегда!

Но вопрошаемая всеми взорами Сара Львовна сдержанно молчала, вглядываясь в полуосвещенные лица возбужденных соседей. Нельзя сказать, что уже была ночь, но из-за деревьев и после яркого телеэкрана участники дворового собрания показались ей серыми и бледными, жутко неинтересными в сравнении с блестящими героями острого бандитско-предпринимательского сюжета. Под впечатлением пережитого у телеящика ее исстрадавшееся сердце сжалось. И сжалилось.

— И что? — негромко спросила она. — И вы хотите сказать, что если у Паши не «лимузин» и не «мерс», то он должен своего «жигуленка» где-то у черта на куличках за пятнадцать гривен пристраивать на ночь?! А утром тратить еще пятнадцать гривен, чтобы до него добраться, а затем отбивать эти деньги на таких, как вы, безлошадных?

Да, я прожила здесь сто лет, и за эти сто лет у нас не было ремонта! Но наш транспорт, — тут Сара Львовна величаво обвела рукой три дворовые «антилопы» и на ладан дышащий грузовичок с уважительной табличкой «ЛЮДИ» (типа «тамарки», популярной в сороковые годы прошлого века). — Сара Львовна передохнула. — Наш транспорт стоял здесь и радовал всех! Потому что никто из шоферов никогда не отказывал, если что-то надо было соседям…

Расслабленная фильмом, удрученная реальной действительностью, Сара Львовна замолчала.

Паша от радостного волнения превысил полномочия и нажал на сигнал. И во двор высыпала подслушивающая вечерний спор внутренняя аудитория.

Слава богу, победила дружба!