Мотя, однако, не такая уж ханжа, чтобы сказать Саре Львовне, будто сделанная за царя Тымка её мягкая мебель соответствует современному представлению о таковой. Хотя та всякий раз надрывает её откровенную душу: правда же,  это креслице еще ничего, правда?! Функционально – таки да, но с эстетической точки зрения… Тут Мотя с облегчением вздохнула – не всё ли равно, сидя в каком кресле читать, лишь бы чтиво было интересным!

Конечно же, ведение дневника – дело личное.

Сара Львовна торчала на балконе где-то уже с полчаса. Мелодия улицы, органичная ее тренированному слуху, баюкала душу, размягченную телефонной беседой с племянником, который только что приехал из Киева в свой загородный деревянный дом.

Дама рассеянно взирала вокруг, но взгляду не на чем было остановиться! Однако же каждому с древних времен известно, что человек, стоящий на цыпочках, долго стоять не может. И хотя наша почтенная дама надежно упиралась в древность балконного пола, утомляемость ее нижних конечностей таки можно было приравнять и к позе «на цыпочках». Поэтому Сара Львовна присела на стульчик.

И хотя трудно было предсказать, куда же все-таки заведет острая аналитическая мысль дворовой лекторши, на ее балкончике и на кухоньке был аншлаг.  Мало того, что полкухни занимал встроенный шкаф-купе своими руками сделанный – прошлогоднее творение мастера-самоучки  Алика.

Не всем даже хватило посадочных мест, некоторые так вообще пили чай стоя. «В тесноте да не в обиде», – раз от разу шептала Анна Пантелеевна, проворонившая начало сбора и теперь вынужденная переминаться в балконном проеме.

— Сара Львовна, Сара Львовна, – дозывается под балконом девчоночий голосок.

— Ну что тебе? Какие там у тебя свежие вести? — Так зычно и с таким характерным «чьто» во дворе говорит только один человек, Сара Львовна.

— А Мишка вчера заляпал вашу фамилию на почтовом ящике, — фискалит голосок.

— Да?! — моментально заводится Сара Львовна. — И что? Что там теперь видно?